I. БУРЖУЙ-НУВО
Распознать буржуя —
просто
(знаем
ихнюю орду!):
толстый,
низенького роста
и с сигарою во рту.
Даже
самый молодой —
зуб вставляет
золотой.
Чу́дно стрижен,
гладко брит…
Омерзительнейший вид.
А из лы́синных целин
подымается —
цилиндр.
Их,
таких,
за днями дни —
раздраконивал
Дени.
А буржуй —
завел бородку
(зря соваться —
нет причин),
влез,
как все,
в косоворотку
и почти
неотличим.
Вид
под спе́ца,
худ с лица —
не узнаешь подлеца.
Он вшой
копошится
на вашем теле,
никак
не лезет
в тузы,
гнездится
под вывеской
разных артелей,
дутых,
как мыльный пузырь.
Зал
парадных
не любит он,
по задворкам
ищите хвата.
Где-то он
закупает лен,
где-то
хлеб
у нас
перехватывает.
Он лавку
украсит
сотнею ваз…
Куда
государственным органам!
В такую
любезность
обсахарит вас,
что вы
прослезитесь растроганно.
Не сам
штурмует,
тих да хитёр,
сначала
движется
парламентёр:
он шлет
в канцелярский за́мок
своих
расфуфыренных самок.
Бывает,
раскиснет партиец иной:
— И мне бы
влюбиться
в звезду из кино! —
мечтает,
ничем не замаран…
А частник
встает
за его спиной,
как демон
сзади Тамары.
«Не угодно ли взаймы?
Что вы?
Ах!
Сочтемся мы!..»
И идет
заказ
на сии дрова
в артель
гражданина Сидорова.
Больше,
Сидоров,
подноси
даров!
И буржуй,
от чувства великого,
из уральского камня,
с ласкою,
им
чернильницу с бюстом Рыкова
преподнес
в годовщину февральскую.
Он купил
у дворника брюки
(прозодежда
для фининспектора),—
а в театре
сияют руки
всей игрой
бриллиантного спектра.
У него
обеспечены рублики —
всем достояньем республики.
Миллионом набит карман его,
а не прежним
советским «лимоном».
Он мечтает
узреть Романова…
Не Второго —
а Пантелеймо́на.
На ложу
в окно
театральных касс
тыкая
ногтем лаковым,
он
дает
социальный заказ
на «Дни Турбиных» —
Булгаковым.